УНИКАЛЬНЫЕ воспоминания еврея – освободителя Днепродзержинска Константина Наумовича Зеленого, который несколько лет назад ушел из жизни в поселке Бейтар под Иерусалимом.
Зеленый Константин Наумович,
1924 года рождения, родился в г.Хащевата, Кировоградской обл.
находился на фронте с 1942 года.
После войны сотрудник уголовного розыска, юристконсульт.
Из воспоминий…
17 сентября 1942 года Баксайским райвоенкоматом я был призван в армию и направлен на полковую учебу в Тоцкие лагеря Оренбургской области. Прощаясь, моя мама неожиданно сказала: «Сынок, прощай! Я тебя больше никогда не увижу!» Я по молодости не поверил ей и уходя в армию был очень расстроен, но она видимо уже чувствовала свой конец. Через три месяца, находясь в Тоцких лагерях, я получил письмо от сестры Риммы, что наша мама умерла.
В полковой школе я встретил двоюродного брата Абу Бурда 1924 г.р. (он был сыном Ицыка Бурда родного брата моей мамы. У Абы был еще брат Иосиф, а у него в свою очередь дети – Софа и Игорь). Встреча была неожиданной, очень теплой и трогательной. Он служил минометчиком тяжелых и больших 120-мм минометов??? и проходил новое обучение. Он просил меня перейти в его военную часть, т.к. он считал, что это будет безопаснее для меня, но я отказался. Вскоре он геройски погиб на фронте.
Там же, в лагерях, я заболел сыпным тифом, лечила меня доктор Хайкина, вернула с того света, дай ей Б-г здоровья.
После прохождения учебы зимой 1942 года, я получил звание сержант и был направлен на фронт в маршевую роту в район Северного Кавказа (район Ингушетии). Потом я проходил службу на 2-ом Украинском фронте в составе 223 стрелковой дивизии 1037 стрелкового полка (Командир полка – подполковник Кравченко). Наш полк заменил одну из потрепанных воинских частей, выведенную на переформирование. В нашем полку проходили службу много выходцев со Средней Азии – узбеки, киргизы и казахи.
Вспышка памяти: Первое яркое событие на фронте – освобождение героев-молодогвардейцев в Краснодоне на Донбассе. Наши части марш-броском в 80 км за одну ночь пешим ходом входят в Краснодон. Немцы бегут. Местное население, со слезами на глазах встречая нас, сообщило, что фашисты при отходе зверски расстреливали и бросали в глубокие шахты молодогвардейцев. Наш полк извлекает с большой глубины трупы молодогвардейцев. Я же этого не вижу, так как упал «без ног» уставший после марш броска с натертыми до крови ногами и отключился.
Форсирование Днепра.
При подходе к Днепру в ночь 26 сентября 1943 года нашей дивизии была поставлена задача форсировать Днепр в районе с. Аулы Днепродзержинского района Днепропетровской области. Для решения этой задачи военные инженеры готовили переправу таким образом, чтобы она находилась под водой на глубине от поверхности на 10 см., а с воздуха чтобы фашисты не смогли ее заметить. Для сооружения этой переправы и для форсирования нами Днепра мы строили плавсредства(лодки и плоты, на которых должны были быть переправлены не только людская сила, но и артиллерийские средства – пушки, минометы, «катюши») скрытым образом в прибрежной зоне в лесу, который окружал Днепр. Работали днем и ночью, распиливали бревна. Все это происходило на протяжении 15-20 дней. Фашисты соорудили крупные оборонительные сооружения вдоль всего Днепра, в т.ч. в районе моего форсирования, чтобы не дать переправиться советским воинским формированиям. После сооружения плавсредств на рассвете 23 сентября 1943 года нам была дана команда форсировать водную преграду – реку Днепр. Наш взвод в составе 16 человек во главе с командиром взвода погрузились на самодельную лодку и начали переправу. Фашисты заметили начало переправы и стали бомбить плавсредства и сооружения. В воздухе над Днепром над нашими головами одновременно находилось не менее 50 «юнкерсов» (тяжелых бомбардировщиков, разведсамолеты «рама»), которые непрерывно осуществляли бомбардировку. С укрепительных сооружений противоположного берега фашисты вели кинжальный огонь по переправе, чтобы не допустить форсирование нашими частями Днепра.
Вспышка памяти: Во время бомбардировки переправы бомба упала рядом с кормовой частью плота, на котором я переправлялся со своим взводом. Плот перевернулся, все оказались в холодной воде. Никто из 16 человек, кроме меня, не умели плавать.
Вспышка памяти: История моего обучения плаванию тоже достойна упоминания. Мне было 6 лет и я часто помогал купать наших домашних лошадей. Однажды мой брат Миша во время очередного купания предложил мне научиться плавать. Я согласился. Он взяв меня за трусы, поплыл со мной на средину реки и пояснив как нужно разгребать руками и ногами неожиданно выпустил меня. Я отчаянно забарахтался и начал тонуть и всплывать крича и прося его прекратить, но он говорил: «Плыви!». Сколько я тогда нахлебался воды и как был на него обижен не передать словами… Но как я ему был благодарен 26 сентября 1943 года!
Все взывали ко мне о помощи, но я если бы и мог, то не смог бы никому помочь. Нужно было спасать себя… Я в воде сбросил с себя вещмешок с запасом продуктов и боеприпасов, автомат Калашникова, снял в воде сапоги и начал отчаянно плыть. Как я смог преодолеть такое расстояние(это около 5 км!!!) я не понимаю до сих пор! После этих действий я ничего помню, видимо потерял сознание. Когда я очнулся, то увидел, что оказался на противоположном берегу. Меня обнаружил патруль, который сначала подумал, что это труп. Патруль хотел меня перевернуть ногой, но я очнулся. После этого я был экипирован новыми сапогами, автоматом Калашникова, шинелью, вещмешком и стал догонять свою дивизию. Из моего взвода живым остался я один.
Наступила зима. Однажды на территории Днепропетровской области на нашем участке фронта наступила передышка. Мы вздохнули веселей. Но не тут-то было. Наступили не человеческие холода. Офицеры спали в землянках, укрываясь немецкими трофейными пуховыми одеялами, ну а мы, солдаты, размещались в открытых окопах. Выручали только «фронтовые 100 грамм». На каждого солдата полагалась суточная норма сорокоградусной водки. Хотя, честно говоря, иногда 100 граммов было не достаточно, чтобы не замерзнуть и не умереть. И тогда выручала солдатская смекалка: я сегодня выпивал 100 граммов своих и 100 – своего товарища, а завтра я терпел и постился, а пил мой товарищ. А иногда помогал трофейный спирт, который старались зимой носить во фляжке.
Вспышка памяти: Тридцатиградусный мороз. Сумерки, наступает вечер. До боли хочется согреться. Мы, солдаты, как голодные волки ищем место, где можно было бы хотя бы укрыться от морозного ветра. И вдруг вдали видим, сквозь морозную дымку, скирду (стог) соломы! Это был просто подарок судьбы! Я, с еще несколькими солдатами, бросаюсь к заветному месту. Быстро начинаем зарываться в солому. Мои товарищи, зарывшись поглубже, затихают. Я ворочаюсь и не могу согреться. Неожиданно, во время очередных телодвижений, натыкаюсь на что-то твердое и очень холодное. В наступившей темноте начинаю разгребать солому и к своему удивлению ощущаю трак то ли от трактора, то ли от танка. Бужу своих друзей и мы вместе начинаем разрывать и раскапывать скирду. Через какое-то время понимаю, что перед нами замаскированный танк, но очень не обычный. (Потом оказалось, что это была новая немецкая самоходная пушка «Фердинанд» впервые появившаяся на нашем участке фронта).
Я ползком возвращаюсь в расположение роты. Вхожу в теплую землянку(какое там блаженство!!!) и докладываю командиру роты о своей находке. Он приказывает взять связку гранат и взорвать все вместе со скирдой. От найденной мной пушки до переднего края немецкой обороны было около 250-300 метров, поэтому вторичное мое возвращение к скирде было, мягко говоря, не безопасным. Снова ползком возвращаюсь к злополучной скирде. Даю команду солдатам снести все найденные в скирде снаряды под самоходку. Все быстро отползают в расположение роты. Я еще раз проверяю будущий фейерверк и тоже ползу назад на безопасное расстояние. Собираюсь, и со всей силы бросаю связку гранат под скирду. Раздается такой грохот, что кажется земля раскололась. Подымаю голову и оглушенный вижу на месте скирды, только медленно опускающиеся соломинки в образовавшуюся огромную воронку. На утро началось наступление. И только через день, на коротком отдыхе, во время построения 1037 стрелкового полка, перед строем, был зачитан приказ о присвоении мне, самой дорогой солдатской награды, медали «За Отвагу». Как оказалось, моя случайная находка помогла раскрыть замысел немцев и обеспечить прорыв наших войск на этом участке фронта.
На протяжении всей войны мне часто приходилось встречаться с так называемыми «штрафными ротами и батальонами». В основном они формировались из осужденных и дезертиров Советской Армии. Бросали их на самые опасные участки и практически все они погибали за редким исключением. Уйти из них можно было, только искупив вину кровью, получив ранение. Ну и дрались они нужно сказать отчаянно!
Во время боев за освобождение Кривого Рога, находясь уже в городе, я с еще одним солдатом получили задание от командира роты смотать оставленный немцами телефонный провод.
Вспышка памяти: Как сейчас помню, кабель красного цвета в эластичной оболочке. Я иду впереди и мотаю его на огромную катушку. Мой товарищ отстал и идет, мотая, сзади. У меня уже почти полкатушки намотано… и вдруг выстрел. Моя голова дернулась, лицо залила кровь. Я недоуменно поворачиваю голову назад, думая, что неосторожный выстрел произвел из автомата мой товарищ. Успеваю услышать только его слова «Это не я, это немецкий снайпер!». Потом санинструктор, медсанбат и госпиталь.
Я получил ранение в лицо (сквозное пулевое ранение в правую верхнюю челюсть с выходом пули у крыла носа). На лечение и восстановление меня направляют в военный госпиталь города Баку. Госпиталь находился в Черном городе. После предварительного лечения там, меня переводят в Грузию, в г.Хашура в выздоровительный батальон. Там, до окончания лечения я находился в должности батальонного почтальона и, по совместительству, начальником клуба. Имея свободный выход из части, я, по направлению и предписанию врачей, на узкоколейном поезде часто ездил в г.Боржоми, где пил знаменитую минеральную воду прямо из источника.
В этот период я познакомился со многими местными жителями. Отношение к нам было очень хорошее, нас часто приглашали в гости.
Вспышка памяти: Штаб полка. Меня вызывает начальник штаба и вручает секретный пакет. Я получаю задание на верховой лошади доставить срочно этот пакет в штаб корпуса. Вскакиваю на лошадь и мчусь по заданию. Проскакав пол дороги, вижу грузинов, которые машут руками и кричат, прося остановиться. Я, помня, что приказ срочный, не обращаю внимания на их крики и пришпориваю лошадь. Неожиданно вижу свору гончих собак, которые, обогнав меня, начинают бросаться на лошадь! Это мои новые знакомцы так настаивают на встрече! Приходится, натянув поводья, «принять приглашение» и с тревогой ждать пока хозяева собак приблизятся и объяснятся. К моему удивлению, я получаю приглашение войти к ним в дом. Ни какие мои отговорки не помогают и я вынужден повернуть лошадь к дому, в котором, и выясняется причина столь необычного приглашения. Началась уборка винограда и по грузинскому обычаю необходимо угостить первым виноградом случайно встретившегося человека, которым я и оказался. Все это нужно, говорили мои новые знакомые, чтобы новый урожай не испортился и хорошо реализовался, принеся большой доход. Приходится подчиниться и с удовольствием отведать замечательных гроздьев.
С пакетом я, естественно, задерживаюсь и чуть не получаю 10 суток ареста на гауптвахте. Но начальник штаба прощает меня как нового солдата, не знающего местных обычаев.
Однажды с командиром батальона и еще двумя офицерами мы были в гостях в пос.Бакуриани, в другой раз поехали на автомобиле в пос.Цигвери.
Вспышка памяти: На столе дымится аппетитный шашлык и еще какие-то неизвестные мне блюда из баранины, соусы в соусницах, горка местной зелени на тарелке, а в центре стола возлегает огромный арбуз, в котором торчит ввернутый в него деревянный краник. Хозяева поставили маленькие 50-и граммовые рюмочки. Командир наклоняется ко мне и шепчет: «Из наперстков я не пью! Попроси у хозяев стакан». В ответ на мою просьбу хозяин ответил, что этот арбузный напиток очень крепкий, и они пьют его только по праздникам маленькими рюмочками. Но мой командир настаивает, хозяин уступает(все-таки подполковник!) , приносит стакан и наливает ему полный стакан до краев. Мы все выпили, закусили и… через несколько минут мой комбат, поставив руки на стол, уронив на них голову, смачно захрапел отключившись напрочь! Мы были поражены, т.к. наш комбат понимал толк в выпивке и пил очень много не пьянея. Хозяин, жаль не помню его имя, поделился с нами рецептом этого действительно с ног сшибающего напитка, который в памяти у меня до сих пор.
Для будущих поколений приведу рецепт изготовления этой арбузной водки. Выбирали большой толстошкурый арбуз, делали в нем маленькое отверстие и заливали в него один литр медицинского спирта. Через некоторое время из меда делали сироп и тоже вливали в арбуз. Потом, по необходимости, спирт доливали, т.к. он «выедал» мякоть и появлялось место для спирта. Заполненный медом и спиртом арбуз сносили в прохладный погреб и выдерживали там несколько лет (нас угощали трехлетней водкой). По праздникам арбуз подымали наверх, водружали на стол, в отверстие вставляли маленький деревянный краник и пили (только мужчины) маленькими рюмками.
После выздоровления я был направлен в маршевую роту, но по дороге на станции Нальчик у меня вновь открылась рана, возобновилось кровотечение и меня на этой же станции сняли с поезда и передали в местный госпиталь.
Вспышка памяти: Госпиталь в Нальчике. Операционная. Профессор в белой марлевой повязке. Необходимо срочно оперировать. Голос профессора: «Нет, вскрывать будем изнутри, через полость рта. Жаль такому парню оставлять лицевой шрам!»
И опять лечение и выздоровление. После этого меня направляют на фронт в 88-ю гвардейскую, Запорожскую, ордена Красного знамени стрелковую дивизию. Я принимаю участию в разгроме Никопольской немецкой группировки.
Вспышка памяти: Поле под Никополем. Мы выскакиваем из окопов и бежим на пригорок. Немцы уже убежали, стоит не привычная тишина. Вдруг мы видим стоящий самолет «Юнкерс» и рядом труп человека в военной форме. Подбегаю и вижу, что это генерал. Рядом валяется пистолет. Очевидно, что он готовился бежать (самолет был заправлен керосином до верху) и не успел.
Еще бросок и в районе Никополя мы видим огромное количество груженных, брошенных немецких автомашин. Мы останавливаемся на привал, и я с пригорка начинаю их считать и, насчитав больше тысячи, сбиваюсь. Наш ротный говорит, что их больше 6 000! Мы бросаемся к ним. Все мои однополчане подымают тенты. Под ними награбленное немцами в Украине добро. Его огромное количество, просто не вероятно большое! Но звучит команда… и мы опять движемся вперед.
В госпитале нас опрашивали, кто знаком с ездой на лошадях. Я вспомнил об уроках верховой езды моего брата Миши и назвал себя. После чего меня направляют в г.Ставрополь в кавалерийскую дивизию (вот когда пригодилась школа езды на лошадях в Джулинке!). Я не просто служил, но и участвовал в соревнованиях. Однажды я принимал участие в соревнованиях на иранских лошадях («рубка лозы», верховая езда с препятствиями), на которых присутствовал герой гражданской войны, бывший инспектор кавалерии Советской Армии, маршал Буденный. До сих пор я храню, как память, служебную характеристику командира эскадрона, за хорошую службу в кавалерийской дивизии.
Вспышка памяти: Жаркое южное лето. Меня вызывает командир эскадрона и направляет получить лошадь из только что полученного «лошадиного» пополнения из Ирана. Подхожу к загону и вижу сытых откормленных и красивых на вид лошадей. Но меня подзывает старшина и почему-то дает мне невзрачную, худую лошадь, которую забраковали для отправки на фронт. Читаю документы на лошадь и с удивлением узнаю, что мою новую «подругу» зовут «Подстилка». Смотрит она меня человеческим взглядом после чего я сдаюсь и взяв ее под уздцы отправляюсь в эскадрон. А на завтра я с ней выезжаю в составе эскадрона на заготовку сена в Ставропольские степи.
Месяц мы с ней косим, сушим, укладываем в копны сено, отвозим его в Ставрополь. Все это время я за ней ухаживаю, откармливаю и холю. «Подстилка» поправляется, хорошеет и очень привязывается ко мне. Без уздечки, она ходит за мной как собачка и так же реагирует на мои команды голосом. На занятиях по выездке мы начинаем показывать отличные результаты. И вот эскадронные соревнования. По скорости – мы не досягаемы! В соревновании по рубке лозы и преодолении препятствий – призовые места. Моя подопечная с удовольствием берет на большой скорости высоту высокой копны сена! В седле беспрекословно выполняет все мои требования как наездника.
И вдруг… командир эскадрона замечает замечательную лошадь, и я получаю приказ готовить ее к отправке на фронт, в кавалерийскую часть. Эта новость для меня, как удар в сердце! Расстаемся мы с ней тяжело, как близкие друзья. И даже сегодня мне тяжело писать об этом, вспоминая ее большие, все понимающие глаза. Единственным утешением для меня было то, что она попадает к новому командиру эскадрона и, возможно это чуть облегчило ее военную судьбу.
За хорошую службу и отличные показатели меня в числе еще 25 молодых воинов отправляют на учебу в Тамбовское кавалерийское училище. По прибытии в Тамбов неожиданно узнаем, что училище уже укомплектовано и нас возвращают назад в Ставрополь. По прибытии узнаем, что по поступившей разнарядке, всех не зачисленных в кавалерийское училище в Тамбове отправляют в г.Дзауджикау (сейчас г.Ордженикидзе) в годичное (т.к. там ускоренно готовили офицеров для фронта) командное пехотное училище